Если раньше базовое правило состояло в том, что никакая сделка не может быть гарантирована законом, пока она не защищена политической санкцией лично Путина, то сейчас оно переформатировалось. Теперь даже защищенная политической санкцией сделка не может быть гарантирована из-за невнятности позиции Путина, не желающего никому и никогда больше давать каких-либо железных гарантий
Вместо брежневизации путинской элиты система в 2016 году начала меняться изнутри. Размежевание между своими и чужими больше не влияет на расстановку кадров. Кадровая политика президента из горизонтальной стала вертикальной. Встречи с соратниками стали проходить реже, контакты со спецслужбами – в ежедневном режиме
Выступление Путина консервативно по содержанию и лукаво либерально по риторике. Он открывает набор в депутаты Госдумы, как в партию своих сторонников, где поощряется конкуренция за право быть истинным путинцем, но исключается приход «безответственных» сил, реальных конкурентов за власть
Кто-то говорит об инволюции, обратном движении режима назад, к советской власти. Кто-то − о том, что это не инволюция, а эволюция – к большей авторитарности. Иные ждут революцию, обнаруживая в гражданском активизме нуклеус перемен. В России, впрочем, нередко побеждает инерционный сценарий, когда общий интерес совпадает с интересом автократа: ничего не будем трогать, а то как бы не стало хуже
В одних режимах власть нуждается в самодеятельности сторонников, в других обходится без нее, считая любую несогласованную активность вредной. Россия большую часть своей истории относилась ко второй разновидности, но в последние несколько лет сделала шаг в сторону первой, более динамичной, заколебалась и, похоже, передумала. Это скучнее, но может быть не так плохо для будущих реформ
Путин вернулся во внутреннюю политику: он занялся политически значимыми вопросами, типа создания Национальной гвардии, структурных реформ в экономике, взялся за реставрацию своего политического лидерства, поблекшего внутри страны. Очевидно, что Путин стремится провести коррекцию и наконец выйти из двух лет не только геополитического, но и персонального внутриполитического кризиса
Представим, что на место Колокольцева пришел Виктор Золотов. Это означает, что ему пришлось бы, прежде чем насладиться своими силовыми прерогативами, расчистить авгиевы конюшни. Причем с той поправкой, что до него это никому не удавалось. Почему бы вместо этого просто не взять самое главное и уйти в прямое подчинение к президенту без лишней нагрузки в виде внутриминистерских конфликтов?
Восстановление баланса и реструктуризация активов – вот что такое нынешняя реформа силовиков, выражаясь языком бизнеса. Путин убирает токсичные и рискованные фигуры, меняет распределение силовых полномочий, перетягивая лично на себя ту их часть, которая будет иметь решающее значение в ближайшие два года. Что дальше? То же самое, только в гражданской сфере
Окончательно ясно, что политической повесткой – 2016 является повестка государственного будущего России. Президентские выборы, путинский рейтинг – все только фон дебатов о сценарии развития России в ближайшие 5–10 лет. Дебаты это политические, и результаты будут политическими. Мы начинаем жить во время политизации России. Тут есть несколько сценариев.
Посткрымская система, ее лидер и посткрымское большинство переживут 2018 год. На демократизацию нынешняя власть не способна, но и ужесточение репрессий опасно. Поэтому режим постарается придерживаться инерционного сценария, но после Крыма, Донбасса, Сирии, Турции эта тактика дается все с большим трудом – агрессивность воспроизводит саму себя
